«Гастрольный чес» столичных звезд по необъятной стране придумали не вчера. Российская глубинка давно помогает знаменитостям всех мастей поправить свои финансовые дела. На периферии хваткий антрепренер любую театральную ветошь может преподнести публике как премьеру с иголочки. Зритель там не избалованный, отзывчивый, благодарный. Это и сегодня не секрет, и в начале XX века было именно так. Но не о барышах размышляла Вера Федоровна Комиссаржевская в начале 1909 года, когда планировала гастрольный тур по городам Сибири и Дальнего Востока.
«Смотреть на поездку будущего сезона, как на неизбежное в материальном отношении, я не хочу и не могу. Провинция была для меня до сих пор средством. В этой поездке она должна быть целью. Я ездила туда всего лишь с желанием набрать денег для моих художественных целей. Незаметно образовалась какая-то связь. Родилось желание показать не только образы, созданные в различных стадиях работы, но и самое дорогое — работу последних лет, работу театра. Ни одна деталь не должна быть упущена. Когда мы ставили в Петербурге, мы искали. Везем же в провинцию лишь то, что закончено, завершено», — поделилась она тогда в письме своему брату.
Это был переломный год в жизни актрисы, которую называли «солнцем России». Словно предчувствуя близкий закат, она спешила раздать всем по лучу. Пьедестал, на который вознесли Комиссаржевскую современники, был неподходящим местом для ее неуемной и вечно ищущей души. Она не могла жить в засмоленной бочке славы и успеха и понимала, что надо снова «потянуться, встать и выбить дно».
Фотограф Карл Булла, около 1900 года
Продолжительное турне, которое в тогдашней прессе называли «сибирскими гастролями», было еще одной попыткой освободиться от всего, что тяготило Комиссаржевскую, избавиться как от восхищения поклонников, так и от творческих неудач, которые преследовали актрису последнее время. Кроме того, все неразрешимей становились финансовые проблемы организованного ей Санкт-Петербургского Драматического театра, который переехал из торгового дома «Пассаж» в специально перестроенное по проекту режиссера В. Мейерхольда и архитектора А. Бернардацци и в настоящий момент утраченное здание на Офицерской улице (ныне улица Декабристов) в Демидовом саду.
Огромное разочарование принесли гастроли театра в Америку, во время которых его труппа показала свои спектакли зрителям Нью-Йорка, Бруклина, Филадельфии и других городов США. Этот разрекламированный вояж 1908 года расширил славу русского театрального искусства и добавил весьма лестных эпитетов к громкому имени актрисы, но не принес никакой прибыли — администратор, занимавшийся организацией американского театрального тура, просто прикарманил всю собранную кассу и бесследно скрылся.
Дал трещину и многообещающий тандем Комиссаржевская — Мейерхольд. Она сама пригласила его в свой театр, но со временем атмосфера, которую режиссер создал в коллективе, его дерзкие сценические эксперименты, поиски новых форм и увлечение символизмом стали мучительны для ее артистической природы. «Путь, ведущий к театру кукол, — это путь, к которому вы шли все время. Я смотрю будущему прямо в глаза и говорю, что по этому пути мы вместе идти не можем, путь этот ваш, но не мой...», — написала Комиссаржевская в открытом письме к Мейерхольду. Договор с ним был расторгнут. Последовала длительная пикировка в прессе, затем суд чести, на который режиссер вызвал премьершу Драматического театра. Итог один — разрыв сотрудничества и отношений.
Но и новый театральный сезон без Мейерхольда не стал выигрышным и благополучным. Сразу после генеральной репетиции спектакля «Саломея» по одноактной пьесе Оскара Уайльда, поставленного Николаем Евреиновым, Святейший Синод обвинил театр в кощунстве и запретил представление к показу. Это был сокрушительный удар, поскольку в постановку было вложено немало сил и финансовых средств, которые потратили зря. Комиссаржевская приняла решение о закрытии театра в Демидовом саду. Вместе с актерами своей труппы В. Подгорным, А. Феона, А. Мгебровым, В. Тизенгаузеном, А. Зоновым, Н. Любавиной, В. Пашенной она отправилась в четырехмесячную поездку по уральским, сибирским и дальневосточным городам. Она хотела показать далеким от столицы империи зрителям лучшее, что было сделано силами ее театра за последние годы.
Портрет В.Ф. Комиссаржевской. Зарудная-Кавос Екатерина Сергеевна, 1904 год
Едва ли разноцветные звездочки наших дней, чей блеск не ярче шоколадной обертки из фольги, высылающие перед турне по провинции свои крышесносные райдеры, согласились на условия, в которой пришлось жить и выступать Комиссаржевской и ее преданым партнерам. Служение Мельпомене требовало почти армейских навыков. Театры и клубы по маршруту Китайско-Восточной железной дороги, тогда называвшейся Маньчжурской, были мало приспособлены для показа классического репертуара. Помещения плохо отапливались и мерзнуть приходилось не только артистам в летних костюмах на сцене, но и тепло одетым зрителям в зале. Под гримерки приспосабливали тесные комнатушки, отделив мужчин от женщин подвернувшейся под руку занавеской. Например, во Владивостоке играть пришлось на наспех сколоченной арене цирка, где годами не выветривался лошадиный запах.
Еще в начале гастролей Комиссаржевскую подвело здоровье. В Иркутске за два дня до спектакля «Дикарка», на который, разумеется, были проданы все билеты, у нее возникли сильные боли в ушах. В номер гостиницы спешно вызвали доктора, определившего, что у актрисы воспаление среднего уха. Врач заявил, что дело серьезное и вполне возможно, что потребуется трепанация черепа. «Как же я буду играть без черепа?», — отпустила комическую реплику Комиссаржевская. Врач пытался запретить ей выходить на сцену, но ему это не удалось. Спектакль с успехом состоялся. Боль понемногу утихла. Аплодисменты не смолкали. Путешествие по городам и весям продолжалось.
Время разъездной труппы было отдано обустройству на местах, монтажу и разборке декораций, репетициям и спектаклям. Отдыхали под стук колес во время переездов из одного города в другой. Все компенсировало живое дыхание переполненных зрительных залов. Представления шли на аншлагах. Известный писатель Лев Никулин приводит в своей книге воспоминаний один из гастрольных эпизодов:
«В Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ — прим. ред.) на спектакле, происходившем в каком-то сколоченном из досок театре, все дрожали от холода, за кулисами сидели в шубах и решили второй спектакль из-за холода отменить. Когда администратор объявил в антракте об этом и предложил зрителям получить обратно деньги за проданные уже билеты, в зале поднялся неописуемый шум, крики, в которых ничего разобрать было нельзя. Затем на сцену, перелезая через рампу, поднялись местные меценаты в шубах и шапках. Они объяснили, что публика не допустит отмены спектакля, а найдет другое помещение для второго спектакля. Вера Федоровна была растрогана и объявила делегатам: — Хорошо, мы будем играть — ищите теплое помещение».
И она играла. Блистательно и необыкновенно. Иначе просто не умела. Исполняла, как музыку по нотам, Ларису в «Бесприданнице», Варю в «Дикарке», Нору в «Кукольном доме», Магду, Гильду, Юдифь. Входила в роли, уводя за собой публику. Она преображала непригодное пространство и согревала стылое время жаром своего сердца.
Вера Комиссаржевская в роли Норы в пьесе Г. Ибсена «Кукольный дом». Фото Е. Л. Мрозовская, 1904 год
С конца зимы до начала лета ее театр успел побывать в Иркутске, Омске, Томске, Красноярске, Чите, Владивостоке, Никольске-Уссурийском (ныне Уссурийск — прим. ред.), Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ — прим. ред.), Хабаровске, Челябинске, Ново-Николаевске (ныне Новосибирск — прим. ред.) и в китайском Харбине. В некоторые города приезжали дважды. О приеме гастролеров можно судить по печати этой театральной весны:
«Нет сомнения, что зал Общественного собрания в день первого выступления на его сцене Комиссаржевской не вместит всех желающих увидеть этот выдающийся талант».
из публикации в газете «Омский телеграф»
«Примите глубокий привет наш, Вы, прекрасная жрица, Вы, маленькая женщина с большим и чутким сердцем, в котором так пышно цветет нетленный цветок вдохновенья. Как безбрежные поля нашей родины в ясное весеннее утро, просветлеет и улыбнется наша бедная и грустная жизнь, когда вспыхнет над нею лазурное пламя Вашего творчества».
из рецензии в прессе Хабаровска
«На одной из самых грязных улиц Владивостока, где из уст беспомощно барахтающихся прохожих нередко вырываются по адресу отцов города в высшей степени нелестные пожелания, стоит театр. Что-то среднее между манежем, цирком и балаганчиком. И в нем вдруг Комиссаржевская! Та самая, которой петербургская молодежь устраивает бурные овации, на спектакли которой недоедающие студенты тащат свои последние четвертаки, о которой так много и талантливо пишет молодая литературная молодежь! Комиссаржевская — и во Владивостоке! Не сон ли это?»
из публикации в газете «Далекая окраина»
«Госпожа Комиссаржевская — да что там говорить про нее! Большое тебе русское спасибо за то, что ты посетила и наш далекий Владивосток и после долгой голодухи дала возможность в течение недели наслаждаться дивными образами, тобой создаваемыми. Ты показала нам пошлость мелочной жизни и раскрыла идеальные стороны женской души. Побольше таких женщин в жизни, и мир будет счастлив».
из публикации в газете «Дальний Восток»
«...при полном зрительном зале в Общественном Собрании шла вторая гастроль В. Ф. Комиссаржевской. На этот раз петербургская гостья выступала в роли Ларисы Дмитриевны. Думаю, что буду близок к истине, если скажу, что такой „бесприданницы“, какую мы смотрели 26 апреля под сводами Общественного Собрания, читинская публика никогда не видела, и едва ли скоро увидит. Перед нами при очень скромной обстановке собранской сцены была художница-артистка, приковавшая к себе всеобщее внимание, доставлявшая нам глубокое истинное наслаждение».
из публикации в газете «Забайкальская новь»
«А когда упал занавес, стало еще грустнее. Мы вспомнили, что сегодня артистка уезжает от нас и что мы уже не увидим у нас, в Чите, изображаемых ею высокохудожественных образов».
из публикации в газете «Забайкальская новь»
«Талантливые люди очень просты и жизненны. У них нет ни одного фальшивого штриха, ни одной искусственной, шаблонной нотки в выражении чувств. Все делается как-то просто и мило. Так и у г-жи Комиссаржевской: у нее выходит до того естественно и просто, что затрудняешься сказать — играет она Нору, или живет сама, пользуясь Норой как символом для выражения своих мук, своего глубоко трагического „я“. То, что она играет и что дает этой игрой, так нераздельно слито, так полно выражено, что нет возможности провести грань между искусством и жизнью... Комиссаржевская — это такая мощная сила, что живому человеку не устоять против такого бьющего по сердцу тарана».
из публикации в челябинской газете «Голос Приуралья»
К дням, когда труппа Комиссаржевской давала представления, были приурочены всевозможные праздничные мероприятия. Открывали библиотеки и народные театры, давали концерты и балы, организовывали просветительские встречи.
Фотограф неизвестен
Этот гастрольный тур действительно стал значимым событием для городов Сибири и Дальнего Востока. Он не только всколыхнул новую волну искреннего интереса к театру и литературе, но и стал триггером для активных действий местных властей, которые начали строительство комфортных и оснащенных сценических площадок, где могли работать собственные театральные коллективы и выступать приезжие знаменитости. Это было продиктовано еще и тем, что Комиссаржевская, покидая эти края, пообещала вернуться с новыми спектаклями в будущем сезоне. Это был обман. Без злого умысла. Она хотела приехать еще раз. У нее появилось множество планов, среди которых и создание своего «сценического университета», театральной школы, где она надеялась выучить актеров, способных сыграть все. Лицедеев, которые не притворяются, а живут и умирают на сцене. Но этому не суждено было сбыться.
Во время турне 1910 года по Украине и югу России ее настигла страшная болезнь. Ей потребовалось огромное усилие воли, чтобы в Ташкенте (ныне Узбекистан — прим. ред.) доиграть свой последний спектакль «Бой бабочек», после чего Комиссаржевская слегла. Врачи определили диагноз — черная оспа. 23 февраля (10 февраля по старому стилю) того же года высокий полет «чайки русской сцены» был прерван.
Ничего не исчезает бесследно. Живут и воспоминания о марте, апреле и мае 1909 года. Не только на невских берегах, но и в Приморском крае есть театр, который носит имя актрисы (Уссурийский театр драмы имени В. Ф. Комиссаржевской — прим. ред.). И каждая его афиша, как «развернутое ветром знамя, обетованная весна...»
