Top.Mail.Ru
  • USD Бирж 1.08 +10.31
  • EUR Бирж 12.78 +86.92
  • CNY Бирж 28.49 +-15.83
  • АЛРОСА ао 77.6 -0.49
  • СевСт-ао 1865.4 +-17.6
  • ГАЗПРОМ ао 157.65 +-0.22
  • ГМКНорНик 15212 +-68
  • ЛУКОЙЛ 7449.5 +-47.5
  • НЛМК ао 222.14 +-1.32
  • Роснефть 554.1 -0.3
  • Сбербанк 294.37 +-0.55
  • Сургнфгз 29.075 +-0.15
  • Татнфт 3ао 690.5 +-2.3
  • USD ЦБ 92.59 92.57
  • EUR ЦБ 100.27 100.41
кристина муравьева
Проектирование будущего — лепестки на чаше весов
Гость редакции Дмитрий Атерлей — эксперт в области медико-психологического сопровождения экипажей пилотируемых космических полетов, доверенный психолог экипажей МКС, член «Международной комиссии по изучению поведения человека в космосе». Врач-психотерапевт школы-интерната Министерства иностранных дел РФ, экс-руководитель Лаборатории медико-психологической подготовки космонавтов, сопровождения космических полетов и послеполетной реабилитации, преподаватель Института практической психологии при Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики», сертифицированный индивидуальный и командный коуч.
Дмитрий Атерлей является автором комплексного метода «Когнитивное моделирование будущего», который включает в себя «Комплексный объединенный метод позиционирования адаптивных систем», «Метод Атерлея Системная типология естественного развития», «Моделирование актуальной Я -концепции». Метод «Когнитивное моделирование будущего» направлен на формирование достижения цели (индивидуально и командой в структуре управления, организации), как естественного следствия образа жизни человека или деятельности организации. Дмитрий Атерлей является экспертом по прогнозированию поведения человека и группы людей в условиях неопределенности с помощью авторского метода «Прогнозирование надёжности деятельности специалиста и группы специалистов». Член профессиональных «Русского географического общества», «Санкт-Петербургского общества психологов», член International Coach Federation.
— Вы военный врач, который в процессе работы приобрел специализацию по проектированию будущего. При этом, у вас за плечами опыт руководства Лабораторией медико-психологической подготовки космонавтов, который позволил сформировать авторские подходы к управлению ресурсами человека в достижении цели. Как родилась такая необычная специализация?
— Изначально у меня в базисе классическая медицинская школа. Закончил Военномедицинскую академию, научную и практическую основу которой заложили такие врачи, как Пирогов, Боткин, Павлов, Сеченов, Бехтерев и многие другие. Это школа, с уважением относящаяся к западным достижениям и вместе с тем не принимающая их со слепой бездоказательной верой. Нашему выпуску повезло, мы застали ещё «ту самую» советскую профессуру.
Со второго курса, параллельно с освоением основной специальности, занимался на кафедре психиатрии. Выбор был — либо нервные болезни, либо психиатрия. Условно это как «хард» и «софт» в программировании. Нервные болезни больше похожи на суть работы сисадминов, которые занимаются хардом (железом), а психиатры больше похожи на кодеров (код программный, языки программирования). И мне показалось более интересным история, связанная с психиатрией и кодом. Итог — две врачебные специальности, две интернатуры: психиатрия, терапия.
После окончания интернатуры меня распределили в Российский государственный научно-исследовательский испытательный центр подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина, где до 2009 года (вплоть до расформирования центра) я занимал должность начальника лаборатории медико-психологической подготовки, сопровождения космических полетов и реабилитации космонавтов. Здесь я занимался непосредственной подготовкой космических экипажей — это была и наука, и практика, и сильнейшая школа наставничества — три в одном. После расформирования центра я уволился в запас из рядов ВС РФ в звании майора медицинской службы.
В советское время Звёздный (до конца 1960-х годов — Зелёный) был засекречен и изолирован. Здесь готовили всех советских, российских, а также некоторых иностранных космонавтов к полётам в космос на отечественных аппаратах, а также на МКС. Сегодня в Звёздном городке находится Центр подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина.
В Звездный я пришел помощником ведущего врача, потом через 3−4 месяца назначили меня ведущим, через полгода поставили на позицию и. о. начальника лаборатории, через 1,5 — стал начальником Лаборатории медико-психологической подготовки космонавтов, сопровождения космических полетов и послеполетной реабилитации.
Мне очень повезло с моим учителем в Звездном: это один из основоположников отечественной космической психологии Ростислав Борисович Богдашевский. Он лично считал, что предназначение космического психолога — помочь каждому конкретному космонавту в раскрытии его внутренних возможностей, творческого потенциала личности, формируя уверенность в себе и обеспечивая его психическую готовность к полёту, а на основе изучения парных взаимодействий возможно построение наиболее эффективных межличностных контактов в группе. Это базис, с которого начиналась моя экспертиза.
Ростислав Борисович Богдашевский
Доктор медицинских наук, профессор
Действительный член Международной академии проблем человека в авиации и космонавтике; доктор медицинских наук, профессор; сотрудник Научно-исследовательского института авиационной и космической медицины; врачспециалист отдела медико-биологической подготовки Центра подготовки космонавтов ВВС; заведующий лабораторией медико-психологической подготовки Центра подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина.
— Объясните свое понимание системы проектирования будущего.
— Попробую. В моделировании есть несколько подходов, школ, постулатов, если хотите. Один из подходов, когда человек рассматривается в основе всего. Реальность такая, потому что такой человек, а не человек такой, потому что такая реальность. Что такое будущее? Будущее — это некая цепочка или множество вероятных событий, к которым привело действие либо бездействие человека. К тому, что мы имеем сегодня, привели выборы человека.
Что такое вероятность события? В любом явлении есть определенные предпосылки. Они, как лепестки, падают на чашу весов. Само по себе событие невесомо, но вес этих предпосылок начинает перевешивать чашу весов в определенную сторону. Это очень похоже на гравитацию, когда определенный вес начинает искривлять пространство, как пример такого искривления — это чёрная дыра. Черная дыра — это небесное тело с невообразимо колоссальным весом, она так давит на пространство, что даже солнечный свет не может вырваться. Так же и наш вес, вес событий, которые мы создаём, искривляет пространство.
Будущее: реальность и действительность. Формирование будущего включает в себя как минимум два понятия: реальности и действительности. Действительность — это то, что происходит сейчас. А реальность — это условно моё интрапсихическое отражение действительности, это то, что я воспринимаю из действительности, часть её. Внутри в моей голове есть представление о действительности, и это моя реальность. Соответственно, моделирование будущего — это формирование в интрапсихическом пространстве человека образа действительности, который он называет реальностью.
Важно, чтобы человек оценивал то, что происходит с ним и вокруг него, близко к тому, что на самом деле происходит.
— Дмитрий Атерлей
Так вот, моя задача — сформировать такую реальность человека, при которой те цели, к которым он идет, являются естественным следствием образа жизни. По сути, мы вместе формируем реальность, которая максимально экологична по отношению к личности, ее ресурсам и возможностям. Понимаете, это должно быть не просто утверждение «хочу быть владычицей морской», а чтобы к композиции «владычица морская» вели определенные предпосылки и делали событие «быть владычицей морскою» вероятным.
Это некий танец между весами. Выбор между событиями: какие из них должны произойти в твоей жизни — какие не должны. И эта работа изначально ведется с позиции человека и зависит от многого: от его ресурсного состояния до особенностей восприятия. Очень важно, чтобы не было искажения восприятия, и человек условно оценивал то, что происходит с ним и вокруг него, близко к тому, что на самом деле происходит. Если он что-то слышит, чтобы он точно слышал именно то, что звучит, а не то что ему хочется слышать.
Мне интересно проектировать образ будущего вместе с человеком, и это получается, у меня за плечами два базовых высших образования: медицинское и психологическое. Я понимаю, как звучит болезнь и как звучит норма, слышу эти мелодии. А цифры дополняют картину и позволяют видеть человека целиком.
— Получается, будущее в этой концепции — это, прежде всего, про честность с контекстом и собой?
— Вы очень точно сказали. Да. Это именно про честность, про искренность, про откровенность и немножко про витальность, жизнеспособность. Бывают такие истории, когда человек говорит абсолютно искренне, откровенно, но так случилось, что история, к которой он хочет прийти, не жизнеспособна. Человек существует в таком контексте, что задуманная им история отсюда не вырастет. Ему нужно или менять контексты (это возможно, просто сложнее и требует мужества) или начать корректировать желания. А вообще вы знаете, искренность и откровенность в принципе требуют очень большой силы и мужества. Особенно в условиях непределенности.
Я понимаю, как звучит болезнь и как звучит норма, слышу эти мелодии. А цифры дополняют картину и позволяют видеть человека целиком.
— Вы рассказывали про экспедиции на выживание и про опыт, который позволяет немного иначе смотреть на текущую ситуацию с пандемией и самоизоляцией.
— Расскажу об одном — это была моя последняя поездка на выживание и самая сложная. В этом выживании сошлось вообще все: наш самолет горел, по прилету оказалось, что мы попали в эпицентр геморрагической лихорадки без соответствующего лекарственного обеспечения. Нас собирал тыл и вместо нормальной комплектации мы получили «ватку и печеньки». Прилетели с антидотом от среднеевропейской гадюки, а там гюрза, эфа, кобра и ничего против их яда. Зато есть бинты и зеленка.
Когда приземлились, местные военные разъяснили эпидемиологическую обстановку и показали в госпитале, что такое «геморрагическая лихорадка». Оказалось — вещь крайне неприятная, переносится клещами. Это крупные кровоизлияния в кожу, напоминающие «удары хлыста». Нам показали больных с ГЛ, выглядело это внушительно, и лечения от нее не было. Или выживешь за счет ресурсов организма, или смерть.
Космонавт Юрий Гагарин перед полетом в космос.
Кадр из документального фильма «Первый рейс к звездам».
Заходим в степь, и на каждом из нас, а мы были в таких светлых полетных костюмах, сидит по 10−12 клещей, и я впервые увидел, когда взрослым мужикам страшно. Это не страх перед противником, не страх на передовой, когда ты видишь, что вот там твой враг и его нужно бояться. Это животный страх перед агрессивной средой, где нет конкретного врага. Мужики стали сразу высчитывать, кому сколько раз придется заходить в степь. А мне там постоянно надо быть, и калькулировать не имело смысла. Тогда я понял, «что смерти больше нет, потому что ты уже умер». Я захожу в степь, и я понимаю, что зашел в агрессивную среду, и не имею права расслабляться вообще. Единственное, что можно было делать, — это снимать с себя насекомых по возвращении на базу. База была местом перезагрузки.
Сейчас в ситуации распространения вируса состояние, о котором я говорил, — летчика, космонавта. Только есть небольшая разница — на базу не вернуться.
— Дмитрий Атерлей
Эта экспедиция на выживание в принципе была связана с плавающим страхом в режиме опасности 24/7, когда есть угроза твоему здоровью и жизни, и она не очевидна: нет врага, которого ты видишь, чувствуешь. И обеспечение себя в режиме плавающего страха было очень интересным. Все справились. Были ребята, которые сразу закрылись в гостинице. Были и те, кто просто принял эту историю, и всё.
Вот такой опыт за плечами, и когда началась вся эта история с коронавирусом и самоизоляцией, меня часто приглашали на прямые эфиры. Сейчас в ситуации распространения вируса состояние, о котором я говорил, — летчика, космонавта. Только есть небольшая разница — на базу не вернуться. Тебе эту историю надо просто принять, это не означает смирение. Принятие — это когда ты вносишь эту переменную в свою жизненную формулу и учитываешь контекст как новые вводные данные. Вирус не уйдет из популяции, пока условно 100% людей не переболеет, более того, это не кончится, даже если ты переболеешь: просто потому, что нет специфического иммунитета к РНКвирусу. Ты будешь болеть каждый раз, когда тебя кто-то заражает. Можно утешиться тем, что от волны к волне этот вирус будет становиться все мягче и мягче, он живет за счет хозяина — того, кого он поражает. Соответственно, злой вирус, который убивает хозяина, не дает себе возможности распространяться, умирает вместе с ним, а мягкий вирус, который не убивает хозяина, продолжает жить дальше. Поэтому все злые вирусы поубивают своих хозяев и от волны к волне будут становиться все мягче и мягче. И с этим ничего не поделать. Теперь нужно и жить, и бояться жить — в хорошем смысле, то есть не быть беспечным.
Что касается вируса, я как врач не могу объяснить себе до конца, что происходит. Мне и мои коллеги не могут объяснить. Мы все не можем объяснить, что происходит, потому что всю картину никто не показывает. Даже ребята, которые работают в больницах, говорят, что в реальности совсем не такая картина, которая преподносится в СМИ. Интересные данные получаю от коллег из Белоруссии, там не стали отдельно выделять коронавирус из общей нозологической группы гриппа и респираторных заболеваний в целом. Так вот, смертность по периоду в этом году и в предыдущем пока не отличается. Смертность от гриппов условно сезонная и примерно из года в год совпадает. Другой вопрос — надо спрашивать о смертности не у ребят, которые в больнице работают, а у работников ЗАГСА, потому что смерть в больнице и смерть вообще — это разные цифры, потому что мы не знаем, сколько людей до больницы не доезжает.
— Вы сказали, что это была последняя экспедиция, после нее вы ушли с заведования лабораторией в Звездном. Почему приняли такое решение?
— Было уже понятно, что если что-то произойдет, то эта система грохнется так, что под собой похоронит всех. Пришел Сердюков, началось разваливание всего и вся. И ребята, те самые молодые львы, стали уходить. Сначала один ушел — ладно, потом второй ушел — справимся, третий… Я начал понимать, что последний программист ушел, и без него мне совсем тяжело. Осталась еще пара молодых офицеров, и всё. А была же еще прослойка средняя, не совсем старики. Они в основном были старшими офицерами, успевшими получить в Звездном квартиры, дачи, и были преимущественно заняты этим. Их дети заканчивали школу или учились на первых курсах институтов. А они сами были уже не про дело, не про полеты, а про деньги, обеспечение себя, семьи, жен. И я понимал, что или делать карьеру и обходить их — это значит быть виновным в том, что заслуженные люди потеряют в статусе, деньгах и не смогут обеспечить семью; или идти по пути замены подчиненных, обосновывать, что для развития лаборатории нужны люди, другие по квалификации и возрасту, а этому до пенсии год-два остался, и как его двигать? Я понимал, что начинаю во всем этом вязнуть. А тут для меня удачно Звездный расформировали как воинскую часть, и нас отправили в распоряжение Главкома ВВС. И я почувствовал очень остро, что вот они — флажки висят, и либо я иду вдоль флажков, и мне понятно, чем все закончится, либо я прыгну за флажки, где есть возможность другой жизни. Эти старые волки вокруг меня — они тоже когда-то были молодыми львами, и вот что с ними стало… И я принял решение «прыгнуть за флажки».
После прыжка «за флажки» мне никто не гарантировал, что будет как-то хорошо или успешно, но за периметром была возможность. А для меня возможность — это основная история жизни.
— Вы начинали вести научную деятельность, но быстро ушли в чистую практику. Три великолепных научно-практических эксперимента, в которых вы принимали участие, могли стать основой для кандидатской и затем — докторской. Но ваш выбор был на стороне практики. Расскажите, почему им не суждено было пылиться в библиотечных фондах Академии наук?
— Думаю, что на меня повлиял во многом образ учителя. Ростислав Борисович Богдашевский — тот самый человек, который непосредственно участвовал в отборе первого отряда космонавтов, отбирал и готовил Гагарина. У него был очень своеобразный взгляд на научную работу и отношение к ней, что передалось и мне. Условно, это была история, связанная с практической применимостью и пользой, а в противовес — научное оформление того, что ты делаешь. И, наверное, для того чтобы оформлять практические результаты, нужно было обладать определенным терпением и усмирить свой снобизм. Сложно очень, уже обладая живым практическим опытом, заставить себя сесть за оформительскую работу, которая к тому же должна вестись по определенным правилам, которые придумывают люди кабинетные. Это определенный шаг.
Он этот шаг не смог в себе преодолеть, усмирить гордыню профессиональную, и это, в какой-то мере, передалось и мне.
Но сейчас, чем дольше я практикую, тем меньше той самой гордыни, и начинаешь понимать, что систематизировать то, что у тебя есть, — это тоже путь развития. Начинаешь задумываться о том, чтобы все-таки сыграть по правилам. У меня достаточный научно-практический багаж, возможно, пришла пора его оформить.
Моя практическая деятельность долгое время была сфокусирована на выполнении экспериментов, направленных на прогнозирование надежности деятельности человека, готовящегося к полету. Это медико-психологический отбор в отряд, анализ надежности группы, работы, связанные с медико-психологической подготовкой. И, конечно, проведение ГМК — государственной медицинской комиссии, как у летчиков. В рамках этой деятельности — экспертизы и подготовки — у нас были ниокры.
Есть три истории, которыми я горжусь в научно-практическом плане. Первая история связана с восстановлением мной сурдокамерных экспериментов по испытаниям нервнопсихической устойчивости человека в рамках лаборатории, ресурсами которой я заведовал. До этого их 20 лет никто не проводил. Прервалась связь поколений, потому что долгое время не было, по большому счету, запроса на исследования. Нам тогда удалось собрать снова сильную группу специалистов, которым эта экспериментальная деятельность была нужна не только в контексте лаборатории, но и для практической подготовки космонавтов. Были такие зубры, которые действительно стояли у основания центра, человек пять очень опытных людей, гуру, и были молодые львы, которые очень хотели в этой жизни попробовать все, и им дали возможность. Конечно, молодые не очень хотели мириться с разрушенной системой, да и были амбиции противопоставить что-то американцам. Звездный обладал невероятным потенциалом инерции, просто фантастическим. Можно было ничего не трогать, и все бы работало. Но для меня это было бы неприемлемо.
В сурдокамере человек находится 98 часов в абсолютной изоляции, без контактов с внешней средой. 64 часа из них — время, проведенное без сна.
— Дмитрий Атерлей
И мы включились в работу по восстановлению эксперимента, воссоздав сурдокамеру — помещение, которое практически на 100% шумоизолировано. В нем человек находится 98 часов в абсолютной изоляции, без контактов с внешней средой. 64 часа из них — время, проведенное без сна. Основная задача эксперимента — это испытание нервно-психической устойчивости космонавта, находящегося на этапе общекосмической подготовки. Клиническая картина очень четко фиксировала возможности нервно-психической устойчивости кандидата. Важно было определить, насколько он надежен с точки зрения нервно-психической устойчивости, а надежность — это основной критерий космонавта как элемента космической программы. Мои коллеги-инженеры шутили, что в пилотируемом космосе есть одна слабая деталь — это человек. Для этого, чтобы понимать, насколько деталь у нас сильная или слабая — восстановление данных экспериментов было просто необходимо. В результате мы получили абсолютно понятную и яркую картину по кандидатам. Этот эксперимент существует до сих пор, и сегодня в Звездном его проводят с каждым набором. Все работает.
Предстартовая подготовка к полету Юрия Гагарина на космодроме Байконур. Фото: ТАСС
Вторая история — это созданная мной для работы с курсантами-космонавтами игра. Частично основанная на гомеостатах и элементах веревочного курса, она позволяла на ранних этапах подготовки снять психоэмоциональный барьер в плане коммуникаций между космонавтами. Каждый из этапов игры служил определенной моделью деятельности экипажа. Эти наработки потом трансформировались в авторскую методику, позволившую мне моделировать образы деятельности каждого из космонавтов в относительно безопасных условиях. Космонавта не нужно было теперь тащить куда-то в лес, имитируя условия выживания: подготовка теперь проводилась в спортивном зале, а на основе разработанных стендовых моделей можно было видеть стили деятельности космонавтов. Позднее эту игру официально внесли в программу космической подготовки в качестве обязательного элемента. Меня уже там нет, а игра существует.
— А третий эксперимент — это математическая оцифровка поведения людей, которую вы применили в нашем совместном аналитическом проекте при работе в бельгийской фармацевтической компании.
— История математической модели фрагментарно появлялась в Звездном. Для ее развития нужно было переходить от привычных штатных ситуаций к их разнообразию по напряженности. В Звездном это было сделать невозможно. Поэтому в полной мере математическая модель приобрела законченный вид, когда я уже ушел и начал применять наработки космического прошлого в развитии бизнес-систем. Суть в том, что есть принципиальная разница между космосом и бизнесом. В космосе люди-исполнители, космонавты обладают высочайшей мотивацией, самодисциплиной, и это уникальные люди по качеству, породе — люди-явления, так скажем. В чем-то сверхлюди, способности которых взращиваются в ходе системной подготовки — индивидуальной и групповой. В результате мы приходим к высочайшему, но единому стандарту. В мирной же жизни исполнители в большинстве своем имеют очень своеобразную мотивацию, они разнообразны по породе, ресурсам, проявлению. Такого уровня неопределенности, как в бизнесе, в Звездном нет. А модель нуждалась в проверке в рамках других условий.
Такого уровня неопределенности, как в бизнесе, в Звездном нет.
— Дмитрий Атерлей
Космонавты — это люди, которые идут к полету с 18 лет или еще раньше, со школы. Они целенаправленно готовятся к поступлению в военное летное училище. На выходе при отборе остаются не просто летчики, а элита — летчики-истребители. Это очень непростые люди. И их жизнь вполне определенная.
А когда ты работаешь с бизнесом или с предпринимателем, это, с одной стороны, могут быть вполне обычные персонажи с очень понятными историями, с другой, люди — непростые, переворачивающие целые отрасли. По сути, критерии прогноза не меняются: что там — успешность деятельности космонавта, что здесь — успешность деятельности руководителя. И сложность решаемой задачи никак не зависит от характера деятельности, т. е. сложная задача может быть и здесь, и там. У дворника тоже может быть сложная задача, ее нужно сделать, но он дворник. Задачи даже могут быть одинаковы по уровню сложности, но деятельность у людей разная.
Именно, потому что все люди и компании разные, появился особый интерес продолжить оцифровывать показатели и представлять данные в виде математической модели, как я делал это с космонавтами.
Герман Титов и Андриян Николаев во время тренировки, 1964 год. Фото: ТАСС
Чтобы менять человека или группу, я должен понимать некую динамическую линейку. У многих коучей было понимание, что они создают карту, применимую на практике, а во мне все протестовало. Он создавали пейзаж. Дело в том, что у карты всегда есть координаты, есть измеримые истории. Ты можешь что-то изменить, что-то измерив. А когда и было «в порядке», и стало «в порядке», то в чем измерять результат изменений? Вот почему еще возникли цифры.
Ты можешь что-то изменить, что-то измерив. А когда и было «в порядке», и стало «в порядке», то в чем измерять результат?
— Дмитрий Атерлей
Поскольку основа модели была протестирована на работе с космонавтами в процессе прогнозирования надежности человека в Звездном, у нее была интересная основа — невозможность списать результаты, чтобы подтасовать ответы. Там не было возможности давать классические тесты: кто бы их решал, когда я захожу в вертолет, и космонавты собираются делать затяжные прыжки? Да и потом, курсанты были такими умными и ушлыми, что с ними невозможно было использовать шаблонные решения, они просто мгновенно выучивали правильные ответы. Например, метод цветовых выборов Люшера они знали наизусть и выдавали нужный результат не моргнув глазом.
В Звездном практиковался метод «невключенное динамическое психологическое наблюдение», автором которого именно в практике подготовки космонавтов был Ростислав Борисович Богдашевский. Это когда ты смотришь и видишь, слушаешь и слышишь — очень похоже на структурированное интервью. Ведешь человека по интервью, вроде бы в свободной форме, но у тебя в голове есть определенная структура, по которой он тебе что-то отвечает. В Звездном очень приветствовались соционические модели в прогнозировании поведения человека. Я же всегда считал, что любая типология сильно упрощает такое явление как человек. Но вместе с тем, соционику освоил и стал замечать, что есть очень интересные забавности. Два человека с одним психотипом в одной ситуации должны вести себя одинаково, а они это делают по-разному. Или другой пример — два человека с разными психотипами в похожей ситуации ведут себя совершенно идентично, хотя, казалось бы, должны вести себя иначе. И так постепенно стала появляться история, связанная с когнитивным моделированием и понятием «позиция». Позиция как комплексное состояние человека или группы людей. Затем появилась линейка — координаты.
Тренировка на батуте. Валентина Терешкова. 1963 год. Фото: Роскосмос
Математическая модель — это штука, которая объясняет динамическое состояние человека или группы в переложении на цифры и имеет шкалу координат для инрепретации поведенческих сценариев. Получилось, что к тем пейзажам, которые мог рисовать коуч, я прикрутил координаты. Дальше инструменты стали появляться сами собой. Я не бился об стену, мучительно создавая модель, — это было просто на уровне озарения. Определенные задачи, которые нужно было решать, диктовали основу, и под них я просто создавал себе инструменты. Дальше все сложилось в единую систему, которая позволила ответить на все вопросы, которые у меня были с точки зрения ремесленника.
У ремесленника есть набор инструментов, с помощью которых он решает 98% задач. Сейчас у меня есть набор инструментов, который позволяет решать мне подавляющее большинство задач, которые передо мной ставят. Есть еще некие области, которые я хотел бы поисследовать, конечно. Чувствую, что мне прямо хочется что-то прикрутить, но сейчас актуальность этого пока не такая высокая.
Математическая модель возникла из двух историй: необходимости объяснить те явления, с которыми я столкнулся, и создать инструментарий для прогнозирования надежности, который не дает сбой. Инструмент, которым ты пользуешься, должен быть предсказуемым и максимально точным, не давать артефактов.
Создавая новую реальность человека или компании как часть действительности, мне нужны четкие измеримые координаты, а не просто пейзажи.
— Поведение человека прогнозируется по шкале, и можно, например, в цифрах показать, когда он достигнет результата?
— Можно. Более того, когда мы с вами ведем совместный проект, вы наблюдаете за людьми с точки зрения профессии, а я вижу не только людей, но и их цифры: «Вот эти цифры безусловно соответствуют вот таким динамическим состояниям, и скорее всего человек будет вести себя именно так». И в большинстве своем люди говорят, что это точная оценка.
Мне важно видеть цифры и понимать их танец. Сами по себе цифры — это просто числа. Но приложенные на определенную линейку состояний — это ключик, который открывает пространства. Вот пример — термометр, которым мы измеряем температуру, а ведь Цельсий или Фаренгейт сначала взяли за основу состояние воды: один взял точку замерзания, другой — точку кипения, и дальше прикрутили к числовой шкале температуру состояния. В моей методике примерно такой же принцип. Я взял определенные точки, которые соответствуют комплексным состояниям человека, описал их и дальше пробежался по всей 10-балльной шкале, что чему соответствует.
Если долго наблюдать за людьми, а долго наблюдать за людьми меня научили в Звездном, то можно довольно быстро сформировать работающую модель. Это психологическое, динамическое, невключенное наблюдение. Ты сидишь на бочке в сторонке и наблюдаешь. Но не просто сидишь любопытствуешь, а смотришь и видишь, слушаешь и слышишь.
Центрифуга в Звездном.
Когда меня учил Богдашевский, он предлагал выйти в людное место и в шуме начать вычленять, например, только женские голоса или только детский смех, и слышать исключительно их. Учишься вычленять детали, из которых потом можно составить систему в зависимости от заданного контекста.
— Поведение человека прогнозируется по шкале, и можно, например, в цифрах показать, когда он достигнет результата?
— Они не играют со смертью — это точно! Потому что люди, которые играют со смертью, рано или поздно проигрывают. В большинстве своем, ребята, которые успешны в космонавтике, имеют по умолчанию включенную опцию военной дисциплины. Настоящие предприниматели похожи на летчиков-истребителей и на космонавтовисследователей, которые живут в определенном ритме. Они понимают, что достижения, к которым они идут, требуют определенного ритма и решения вопроса, как стать соритменным, совпасть с тем достижением, к которому идешь. Поэтому эти люди четко понимают понятие слова «целесообразность», и здесь не идет речь об амбициях.
Вообще, понятие амбиции — это штука болезненная. И амбиции — это уже вторая или третья история, в первую очередь — достижение цели. К этому люди бизнеса подходят очень осознанно, они четко понимают, чего хотят и к чему идут. Здесь управление собой сродни управлению летательным аппаратом. У летчика-истребителя история профессионализма начинается с управления собой. Иными словами, летчик-истребитель владеет своим телом настолько виртуозно, что самолет просто является его продолжением. Его подготовка — это в первую очередь физическая подготовка владения своим телом в пространстве. А достичь управления телом невозможно без осознанного подхода к тому, что ты делаешь. Ты должен быть отважным и одновременно чувствовать границы, потому что среда не прощает расслабления. Есть у парашютистов понятие - «запрыгался», одна из моих задач как психолога была наблюдать за космонавтами и фиксировать поведенческие моменты в этой подготовке — такое раннее предупреждение парашютных инцидентов, которое позволяло спасти людям жизнь. Пример — человек небрежно укладывает основной парашют, который потом не раскрывается, и он садится на запаске. У человека появляется риск травмы, но он этого не предвидит.
Ты должен быть отважным и одновременно чувствовать границы, потому что среда не прощает расслабления. Есть у парашютистов понятие — «запрыгался».
— Дмитрий Атерлей
Бизнес существенно более разнообразен, чем космос. Но и риски травмы, которые нужно предвидеть и рассчитать, многограннее. А еще в бизнесе я могу выбирать интересные мне истории. Такого спектра, такой сложности задач Звездный мне не предлагал. Там наладишь систему, и она может работать десятилетиями, а здесь это очень-очень разнообразные истории. И система должна все время претерпевать изменения. Никогда нет одинакового бизнеса, даже в одной компании — всегда разные дни. Да меня, знаете, и не приглашают в бизнес-истории, в которых «день сурка».
— А как возвращали чувство страха?
— Речь должна идти не про возвращение чувства страха, а про повышение осознанности. Все мои методики связаны с повышением осознанности, а уж конкретные инструменты человек выбирает для себя сам: от медитации до саморегуляции и прочее. Это работа с телом, сознанием, вхождение в ритм, работа со сном.
Когда в бизнесе человек долго ловит кураж — он «запрыгался». В этот момент вероятность ошибки, фатальной ошибки, необратимой ошибки очень высока. Его как парашютиста или летчика надо «присаживать». Люди, осознанно делающие что-то, никогда не спешат, они очень редко кого-то обгоняют по трассе. Есть понятие спешки, а есть состояние, когда ты не теряешь время на лишние движения, а реагируешь продуманно и четко. Хорошая фраза здесь подходит: «торопись не спеша». Когда человек не делает лишних движений, он обычно везде успевает. Тот, который все время спешит, дергается, у него вероятность промаха очень высокая.
Была такая интересная иерархия на парашютных прыжках. В моей деятельности в Звездном мне нужно было закрывать все этапы подготовки, связанные с риском для здоровья и жизни экипажа, выживанием в разных климатогеографических зонах. Сюда включаются и парашютные прыжки, и сурдокамерные эксперименты, подготовка на тренажерах и в гидролаборатории. Где-то я сопровождал, где-то непосредственно обеспечивал безопасность, и во всей этой деятельности была четкая иерархия. На «земле», в Центре подготовки, существовали должности, воинские звания, а в режиме экстремальной подготовки, в режиме командировки, экспедиции — только история о том, что ты из себя представляешь на самом деле и чем ты ценен. И если ценность в тебе была минимальная, то, даже если ты полковник, ты бегал за пристрелочным парашютом и ездил стоя в автобусе на прыжки. А если ты представлял ценность, для тебя целесообразно твоей ценности выделялись места в автобусе, на котором нас возили на прыжки. Четкая такая иерархия, которая есть наверно в любой такой структуре — от стаи до зоны.
Ценность в том, какой ты специалист, насколько нужен с практической стороны, что ты можешь и руками, и головой. Важна ценность в контексте выживания, выполнения задач, обеспечения безопасности и жизнедеятельности экспедиции в целом.
Мы вылетали в экспедиции по 20−40 человек и жили в таком составе около месяца. Это определенный быт, мужской коллектив, жесткие взаимоотношения внутри. Так вот, по началу у меня не было места в автобусе, хотя я был капитаном и ведущим врачом. К тому времени я уже ездил в экспедиции на выживание, куда собирали со всего центра команду ребят (есть отдельное направление, отдел в Звездном, который занимается только выживанием). Мы с «выживальщиками» ездили неоднократно, были сработаны, они меня знали, я их знал, а с парашютистами это был первый опыт.
В любой деятельности я привык, что психолог — это сомнительная история, то есть так психолога обычно воспринимают. Во-первых, действительно, большинство моих коллег, кого я встречал, были людьми довольно странными с общей точки зрения. К мужчинам-психологам отношение довольно предвзятое. Женщину-психолога всегда видно, она странно одевается, странно говорит. Вообще, польза большинства психологов бывает умозрительна. Я это говорю и с иронией, и серьёзно: в каждой шутке есть доля шутки.
Психолог — это очень непонятный человек: то есть, с одной стороны, польза от тебя не очевидна, а с другой стороны, вред вполне осязаем.
— Дмитрий Атерлей
В Звездном в экспедицию шли с точной ролевой и функциональной моделью – в моем случае сначала потому, что я врач, а потом психолог. Естественно, я был востребован сначала как врач. Но на парашютных прыжках я был реально психолог, и это очень непонятный человек: то есть, с одной стороны, польза от тебя не очевидна, а с другой стороны, вред вполне осязаем. Потому что психолог может что-то увидеть и чего-то там написать в заключении. И это заключение может повлиять на карьеру космонавта. Поэтому и отношение было двойственно напряженным - и боялись, и не боялись. Уважения не было вообще никакого.
Сурдобарокамера, в которой тренировался Гагарин, сейчас — музейный экспонат.
Но моя работа была наблюдать. Я выбрал место для наблюдения, огромную армейскую бочку с питьевой водой — она стояла так особнячком, и я на нее залезал и смотрел. Сижу сверху на железе, мне всех видно, и все привыкли к тому, что вот он, странный психолог у нас сидит на бочке. Парашютные прыжки я вижу в таком контексте впервые в жизни, то есть меня этому не учили. Мозг работает на 100%, я смотрю, пытаюсь понять, разгадываю ситуацию, передо мной в чистом виде некая экспозиция, мне в ней нужно увидеть опасные истории до полета. Потом я с ними поднимаюсь на вертолете, они выпрыгивают, я смотрю, как они все падают. Говорю старшему, что вот этот и вот эти три парашютиста — «запрыгались», их нужно «присадить». От меня руководство просто отмахивается. И в эту же смену один парень приземляется на запасном парашюте (а это инцидент, поскольку они парашюты сами укладывают), и второй парень ломает ногу. Третьего сажают сразу же, не дожидаясь проблем.
Очень хорошо помню этот момент, когда я захожу в автобус, и мне говорят: «Психолог, вот это твое место», и мне уступают отдельное сиденье. Кого-то они подняли, и у меня было место, причем, это место было близко к выходу, там ехали космонавты и заслуженные люди. Вот это и есть «статус» — когда тебе выделяют место в старом пазике, чтобы ты ехал до аэродрома в комфортных условиях.
Вот это и есть «статус» — когда тебе выделяют место в старом пазике, чтобы ты ехал до аэродрома в комфортных условиях.
— Дмитрий Атерлей
Есть аллегория, которая позволяет понять, чем ты можешь и хочешь заниматься в жизни, или осознать собственную бесполезность в том, чем пытаешься заниматься. Кто-то мне сказал, что профессию нужно выбирать такую, чтобы ты точно понимал, чем занимаешься, и кто ты. Полезную в любых условиях. Хорошая проверка — представить, кем бы ты был в условиях концлагеря — когда твоя польза и роль должна быть четко определена. Метод жесткий, но есть, о чем подумать.